Вишняцкий Л.Б.
Новое объяснение натурализма пещерной живописи

Появление искусства в верхнем палеолите обычно рассматривается как следствие и одновременно как самое надежное доказательство обретения людьми этой эпохи более развитого, чем у их предшественников, интеллекта, или, как часто говорят, современных когнитивных и языковых способностей. Если это положение и оспаривается, то под сомнение ставится не наличие у творцов пещерной живописи совершенного мыслительного аппарата и/или сложного языка, а лишь их превосходство в этом отношении над неандертальцами, которые, по мнению некоторых антропологов и археологов, также обладали достаточно высоким интеллектом. Однако недавно была предпринята попытка атаковать устоявшиеся воззрения с противоположной стороны, т.е. на абсолютно неуязвимом, как считалось до сих пор, участке. Впервые существование разрыва в способностях между людьми, жившими в эпоху до появления искусства, и людьми верхнего палеолита оказалось под вопросом не в результате идеализации первых, а в результате попытки развенчания вторых.

В недавно опубликованной статье (Humphrey N. // Cambridge Archaeological J. 1998. V.8. № 2. P.165-191.) американский психолог Н.Хамфри привел своеобразные материалы и весьма остроумную аргументацию в пользу того, что общепризнанные шедевры палеолитического искусства (такие, как росписи во французских пещерах Шовэ и Ляско) не могут рассматриваться в качестве доказательства значительной продвинутости их создателей в мыслительном и языковом отношениях, и, более того, они свидетельствуют скорее об обратном, т.е. об интеллектуальной неполноценности первых пещерных художников. Отправной точкой рассуждений для Хамфри послужил анализ опубликованных около 20 лет назад рисунков английской девочки Нади, страдавшей аутизмом (Аутизм (от греч. autos - сам) - психопатологическое состояние, при котором личность погружена в собственные внутренние переживания.). Несмотря на свое физическое, психическое и интеллектуальное отставание от сверстников, неспособность к сколько-нибудь нормальному общению и неумение говорить (первые несколько слов она освоила, когда ей было шесть лет), Надя создала в возрасте трех-шести лет рисунки, обладающие рядом замечательных качеств.

Для многих ее рисунков характерно правильное построение перспективы и абсолютная реалистичность изображений, что особенно интересно, если учесть, что рисованию Надю никто не учил и что для рисунков нормально развивающихся детей оба этих качества совершенно не свойственны (Хамфри ссылается на статью Снайдера и Томаса (S n y d e r A.W., T h o m a s M. // Perception. 1997. V.26. P.93-96.), которые, в частности, утверждают, что не известно ни одного случая, когда бы нормальный ребенок дошкольного возраста рисовал в натуралистической манере). Своей натуралистичностью, а зачастую и сюжетами, многие рисунки Нади (в том числе приводимые в работе Хамфри) удивительно напоминают широко известную пещерную живопись, например изображения бизона или лошадей из пещеры Шовэ, а также из Ляско.

По мысли Хамфри, поддержанной и некоторыми из участников обсуждения его статьи, именно отсутствие обычных для современных людей умственных способностей, и прежде всего умения говорить, может объяснить необычайную реалистичность Надиных рисунков: ее восприятие животных или людей не было опосредовано символами, обозначающими классы объектов, и она, в отличие от обычных детей, изображала свое впечатление от лошади или коровы, а не соответствующую абстрактную идею, т.е. между изображаемым и изображением в данном случае ничто не стояло.

Предполагается, что отсутствием абстрактных понятий, обозначающих классы объектов (по крайней мере животных), может объясняться и натурализм палеолитической живописи, причем в этом случае становится понятным и переход от реалистических изображений к схематическим, наблюдаемый в конце верхнего палеолита, - он связывается с появлением развитого языка и утратой непосредственности восприятия.

Конечно, у гипотезы Хамфри есть очевидные недостатки (главный - в том, что она учитывает лишь сравнительно малый круг подобранных фактов, игнорируя большую часть того, что известно о культуре верхнего палеолита), и в целом она вряд ли выдержит серьезную критику. Но есть у нее и несомненные достоинства. Во-первых, она просто красива. Во-вторых, она по крайней мере доказывает то, что рисунки на стенах палеолитических пещер, строго говоря, не являются - вопреки традиционной точке зрения - неоспоримым свидетельством наличия у их создателей тех же интеллектуальных качеств, какими в норме обладают современные люди. В третьих, и это главное, она заставляет еще раз вспомнить о том, что здравый смысл в науке не всегда лучший советчик, и поэтому иной раз полезно усомниться даже, казалось бы, в абсолютно очевидных вещах.